Солдат… не спрашивай! (СИ) - Иванов Петр Иванович (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Нельзя сказать, чтобы гостям местный хозяин не обрадовался. Партионный сразу заявил, что они должны поступить в его распоряжение, заместо выбывших по болезни нижних чинов конвойной команды. Однако кормить горячей пищей егерей и бесплатно везти багаж, новый самозваный начальник наотрез отказался. А это уже беда, у них с собой помимо оружия и принадлежностей – одних пулелеек только взяли пять штук, есть еще и личные вещи. При откомандировке в столицу солдатам в полку выдали белье, сапожный товар, мундирную новую пару, новые летние штаны – "чтоб все как у людей было!". Такое своеобразное "приданое" заняло половину казенного ранца. Да и своих вещей набился полный вещевой мешок. Без ложки, чашки и хорошей трофейной бритвы, без лишней нижней рубахи и кальсон, пары портянок, сапожной щетки и полотенца даже солдату трудно прожить в дальней дороге. За провоз всей этой клади на казенной подводе партионный унтер захотел взять с них из расчета пять копеек в день. Заплатить было можно, деньги у них на руках были, но требование состоять в конвое сразу же лишало приятелей возможности кормится в придорожных трактирах и харчевнях, а провизии они с собой легкомысленно не взяли – тащить показалось тяжело. Расстояние от Петербурга до Москвы примерно 700 километров по прямой, а сколько по кривой российской дороге бог знает. Этапная партия в идеальном варианте за день проходит 20–25 километров итого выходит 700:25=28 дней в самом лучшем случае, почти месяц воздухом питаться?
– Ты что крыса тюремная совсем охренел? – первым не выдержал Гришка, вчерашний хмель все еще бродил у него в голове, еще бы после "товарищеского ужина" сопровождавшегося выпивкой с топографами, проститься явились родственники и друзья, чтобы достойно проводить солдата в Москву и последовало "продолжение банкета" до часу ночи. Пришлось даже за водкой в портерную раз пять сбегать дополнительно, от дежурного по казарме гуляки откупились угощением, вином и деньгами.
– Молчать, б…ть! – неуверенно рыкнул было партионный, но вступать в драку с незнакомыми нижними чинами, да еще по виду армейцами побоялся.
С точки зрения военного устава и законов империи творилось грубое нарушение дисциплины, но кроме писанных в России в ту пору была масса неписанных правил, и вот согласно им прав был рядовой Гриша. Существовал официальный порядок, согласно которому офицеры гвардии считались чином выше армейских коллег, явочным порядком нижние чины распространили это положение на себя. Доведись Александру командовать солдатами-гвардейцами, его бы тоже такие подчиненные далеко-далеко послали. В свою очередь армейские части с глубочайшим презрением относились ко всяким вспомогательным и внутренним войскам, не сведенным в полки. Такой обычай даже искусственно поддерживался командирами на всех уровнях, ну как же – "славная традиция". А то как же, у армейцев и знамя есть высочайше пожалованное и шеф назначен царем, а эти – "вшивая гарниза".
– А нам, егерям по х…!!! Наел морду на арестантских харчах, халявщик, командер б…кий! – Гришка разошелся в этот раз не на шутку, как бы мордобоем не закончилось, – Не будем твои колодников стеречь, пущай на волю разбегаются! Рестовать??? Кого рестовать – Сашка кажи энтому гаду бумагу!
Александр попытался сперва было узнать, где находится партионный офицер, что бы решить возникший вопрос с ним. Но "их благородие" уже оказывается давно отбыл в Москву, не барское это дело в разборки со всяким быдлом вникать, для этого как раз партионный унтер имеется.
– Чаво за бумага у тя? – подозрительно сощурил налитые кровью проросячьи глазки партионный, накануне он и сам сильно поддал на дорожку, а затем еще и опохмелился и поэтому соображал с утра туго, – Нешто от царя, будет врать то!
– Бери выше от Самого!!! – торжественно заявил Григорий, и ничего не поделаешь, пришлось Александру извлечь из-за пазухи и предъявить на обозрение свой "мандат", заготовленный для крайних случаев.
После недавнего происшествия, когда унтер-офицера чуть не взяли на улице за австрийского "шпиена", штабс-капитан Денисов выхлопотал подчиненному небольшую такую справочку на четвертушке листа. Ничего особо ужасного в этой серенькой казенной бумаженции не было: нижние чины такие-то прикомандированы туда-то для производства опытов по артиллерийской части и все. Ничего сверхъестественного, ничего… кроме подписи в самом конце листочка.
– Ара…чее…ев??? Аракчеев!!!! Матерь божья, спаси мя и помилуй! – партионный унтер не сразу разобрал буквы, но когда до него дошло, то изменился прямо на глазах, был красный как вареный рак, а тут посерел весь и даже как будто внешне в размерах уменьшился. Враз протрезвел служивый, перекрестился дрожащей рукой и примирительно залепетал, – Так энто братцы я ничаво, я энто так для порядку тока… я ничаво…
– Вот б…ть, видал?! Нас рестовать? Будешь теперя медведей по камчаткам водить, коли сразу тама не сожрут! – гордо заявил Гришка, наблюдавшие за разыгравшимся скандалом арестанты, конвойные солдаты и прочие, следующие по этапу "не вроде", явно выражали ему горячее одобрение, еще немного и пожалуй аплодисменты пойдут, как в театре.
Вопрос таким образом урегулировали: приятели отдали артельщику три рубля на продукты и поступили на довольствие вместе с остальными конвойными солдатами, охранять "колодников" договорились по очереди и только между этапами. По расписанию партия должна была отправится в 9-ть часов утра, но выход протянули почти до обеда, пока считали всех по головам – дважды ошиблись, пришлось выгнать за ворота всех провожающих, прочих приблудных и только тогда цифра сошлась.
Противно скрипит влажный песок под старыми солдатскими сапогами, вновь и вновь приходится отмерять своими ногами версты. В 20-м и 21-м веке Александру довелось немало поколесить по стране, но пройтись на "своих двух" хотя бы от Питера до Москвы – совсем другое удовольствие, каждый конкретный километр чувствуешь натруженными ступнями… говорят, при дальних переходах солдаты ломают там какие-то мелкие косточки. Девять лет назад его гнали несколько сотен верст прикованным к "пруту" вместе с другими рекрутами, дабы не сбежал будущий "защитник отечества", а сегодня ему самому приходится следовать в качестве конвойного, на цепь посажены другие неудачники, по всем признакам обыкновенные беспаспортные мещане и крестьяне. Но это так, "простые" арестанты и "невродии", настоящие преступники идут в голове колонны под усиленной охраной, заковыванные полностью в кандалы, исключение сделано только для женщин.
– Что у тебя кума в мешке звенит? Никак золото в Сибирь несешь? Зачем, там поди своего хватает? – спросил Сашка одну из осужденных на каторгу баб еще в Питере, во дворе этапа.
– Казна богато железа подарила! – бойко ответила та, и развязав дорожный сидор продемонстрировала Сашке и Григорию свои "браслеты" – ручные оковы.
Солдаты из числа инвалидной команды пояснили новичкам, что по новым правилам женщин с 1800 года заковывать до Москвы не велено, вот они и несут кандалы с собой в качестве багажа. С чем связано Александр не понял, может быть, очередная попытка властей "пустить пыль" в глаза иностранцам – вот мы какие гуманные, а может простой меркантильный расчет – баба не сможет долго идти в "железе" а казенные подводы стоят денег. В любом случае очередная глупость чиновников, можно подумать оков в Москве не хватает? Чего-чего а со "скрепами" духовными и железными в России полный порядок – на всех хватит и еще запас немалый останется.
Кинули они с Гришкой жребий, кому первому охранять и "повезло" унтеру, ему надо сказать всегда везет в таких случаях. Что-то много нынче в Питере лишних людей набрали, на прут положено цеплять не более семи пар, а обычно и того меньше – пять-шесть, но партионный ухитрился пристегнуть девять и заботам Сашки поручены сразу 18 человек. Как назло все собрались разного возраста, роста и даже пола – этот краснорожий черт сзади прикантовал совсем молоденькую девку, тащится за мужиками как собачонка на веревочке. Почти что никто в группе не может приспособиться идти если не в ногу, то хоть слаженно, наступают друг другу на пятки, бранятся, сильные свободным кулаком бьют слабых, дергают что есть мочи за прикованную наболевшую руку. Постоянно приходится конвоиру вмешиваться и урезонивать буянов. Сколько мучений, слез, злобы… А ведь если разобраться, то выяснится, что многие из них ни в чем не виноваты. Двое, те, что идут в первой шестерке – крепостные сукновалы, отпущенные своим барином на оброк. У них, сонных и бывших "выпимши", на постоялом дворе стащили заработанные деньги вместе с отпускными билетами – плакатами, паспортами от помещика. И теперь бредут они на родину, голодные и измученные, примкнутые рядом к цепи… остальные вроде тоже отнюдь не "соловьи-разбойники". Уголовников заковывают в кандалы сразу, еще в тюрьме, здесь же на пруту простые беспаспортные, бродяги, и частично "невродии" – те, кто как и Сашка "не в роде арестантов", но следует под конвоем. Настоящее мучение направлять и подгонять такое шествие, уже через час Александр сорвал голос, его товарищи по несчастью давно вовсю пинали арестантов, а наиболее нетерпеливые и раздражительные временами слегка подкалывали отстающих штыками. Солдаты инвалидной команды утверждают, что ранней осенью или летом это еще что, настоящий ад наступит зимой, когда холодное железо кандалов будет обжигать голую кожу как огнем.
